Педоистерия и Новый Мировой Порядок

[snowman]

Мысли старого диссидента

Меня несколько удивляют имперские разглагольствования всякого рода российских патриотов или как они там еще себя называют? На тему о распаде Союза.Явное отсутствие какой либо совести при этом у них. Они же еще даже с претензиями обращаются к государствам давно вышедшим из состава их любимой империи. Вот что мне хочется сказать вам: А кто уничтожал культуру этих народов? Кто во имя каких "исторических целей и задач" уничтожил виноградарство - целую культуру молдавского народа? И вы еще имеете наглость рассуждать почему страна отделилась и стала независимой?! Может быть этим странам опять поучаствовать в каком нибудь эксперименте? Почему это они имели наглость выйти?- это ваши слова. А что они должны были вам спасибо сказать за такое скотство? За такое обращение с ними с их культурой? Ради того что бы завтра вы в очередной раз с дуру как вы умеете еще что нибудь устроили?

Ради торжества идей социализма,равенства,братства В Молдавии было уничтожено 80 тыс. гектаров виноградников из 210 тыс. Нынешний директор (а тогда главный инженер) известного молдавского винзавода «Cricova» Валентин Бодюл утверждает, что в те годы людей -по выходным заставляли выходить с топором и рубить виноград, а те, кто пытался защитить виноградники, получали 14—15 лет тюремного заключения.

[snowman]

Из последних новостей-

За педофилами будут следить через ГЛОНАСС. Подробнее: http://goo.gl/QR3vRX

На выпущенного на свободу педофила наденут электронные браслеты....Звучит словно на выпущенного из карантина больного гриппом наденут распиратор. Можем ждать что браслеты наденут не тем или не только тем кто осужден или осужден именно за какие то реальные действия сексуального характера. Скорее всего их оденут так называемым "возможным" или "подозрительным". Помните из истории во времена якобинского террора существовала целая сеть тайных осведомителей которые сливаясь с толпой выискивали в ней подозрительных. Потом подозрительных сотнями везли на гильотину. А между тем кое кто всем хорошо известная личность уже настаивает на всероссийском тестировании. Методом так называемых психологических тестов выявлять лиц склонных к "педофилии". Видимо человек сам того не подозревая что он "склонен" может быть удостоен носить браслет и находится в списке "склонных".

Вторая новость-

депутаты готовят нас к системе так называемой профпригодности. Единой системе экзаменов,тестов и еще чего угодно что придет им в голову. Можно считать что безработице дается зеленый свет. Наверное это так же является европейским стандартом. Дворник сдающий экзамены или грузчик. Шахтер пишет заявление "по собственному". Все как обычно. Все это уже набирает обороты. Видимо завтра что бы работать слесарем в Водоканале, причем фактически заведомо готовясь к инвалидности по артриту или артрозу,получать при этом около 10 000 р в месяц нужно еще будет сдать своеобразное ЕГЭ а иначе кому еще придется в ледяной воде устранять повреждение? Неужели какому нибудь сыну чиновника?

И добавление к этой новости- в ряде структур и предприятий ( точно сказать не берусь везде или нет) изменено положение для работника по допустимости поднятия и переноса в весе. Ранее было в пределах 25 кг теперь 50 кг. Что интересно в положении нет ни каких оговорок. Получается что работника можно заставить перенести 50-килограммовый мешок цемента на руках на несколько километров а может и более. По этому бредовому положению выходит что работник не может уставать разгружая вагон с грузом по 50 кг.

[Harris]

Думаю,здесь у власти больше бравады.Закон,конечно могут НАПИСАТЬ любой,но вот ИСПОЛНЕНИЕ- с ЭТИМ у нас во все времена были и будут проблемы.Электронные же браслеты (или подобное) надевать будут ,наверное на так называемых "педофилов",чтобы остальные люди привыкли-что это НОРМАЛЬНО.Потом наденут еще на какую-нибудь группу "врагов народа".Ну,а потом все будем носить.Что и нужно для любой власти.У меня утешение-может нескоро,и не доживу...

[snowman]

Продолжу вас знакомить с необъятными уголками нашего мира. Где хорошо и где нас нет.



«Свободный штат номер один». Федерализация Нью-Гэмпшира?

из блога Веры Кичановой



Этим летом мне удалось побывать в Нью-Гэмпшире, куда уже десять лет съезжаются либертарианцы со всей Америки (и не только), чтобы строить свободное общество уже сегодня, а не ждать сто лет, пока эта идея завоюет поддержку у большинства. Такая долина Джона Галта IRL, если вы понимаете, о чем я. К сожалению, подобные проекты возможны не во всех странах, а только там, где субъекты имеют более-менее серьезную автономию. Мы же помним, что первое правило Российской Федерации – никогда не говорить о федерации?

В 2000 году 24-летний студент Йеля Джейсон Соренс, расстроенный неудачным выступлением Либертарианской партии США на федеральных выборах, предложил пойти другим путем: а что, если всем свободолюбивым людям не распылять усилия, а переехать в один штат и там взять власть? «Я исследовал движения за автономию по всему миру и обнаружил, что большинство развитых демократий децентрализуются: Британия, Италия, Бельгия, Испания отдают все больше полномочий регионам. Американское правительство делает все наоборот, – вспоминает Соренс. – И тогда я подумал: а почему бы нам не сконцентрироваться на уровне штата?»

Соренс посчитал, что для политического влияния в малонаселенном штате достаточно 20 тысяч активистов. С помощью интернет-голосования был выбран Нью-Гэмпшир с населением 1,3 миллиона человек. В политической культуре штата, расположенного в Новой Англии и первым провозгласившего независимость от Великобритании, уже заложены многие близкие либертарианцам ценности: там низкие налоги, разрешено ношение оружия, а кроме того, в Нью-Гэмпшире самый низкий в США процент людей, живущих за чертой бедности. Наконец, Конституция штата не запрещает сецессию.

Джейсон (в красном) сегодня преподает политологию в Дартмутском колледже, и он мегакрут.



В сентябре я снова вернулась туда, провела с «фристейтерами» почти две недели и написала статью на Slon, правда, уделив особое внимание модной проблеме сецессии: «Свободный штат номер один». Референдум о независимости – скоро и в США? На самом деле отделяться – не самоцель, ведь многого можно добиться и в составе США. Участники Free State Project избираются в местные органы власти, а в этом году даже выдвигают своего кандидата в Сенат, принимают правильные законы (отменяя неправильные), содержат фермы, открывают рестораны, рассчитываются между собой в биткоинах и обеспечивают неплохую поддержку либертарианским кандидатам на федеральных выборах. А в свободное время организовывают мероприятия вроде Freecoast Festival в самом красивом и «европейском» городе штата – Портсмуте.

Неудивительно, что первый биткоин-банкомат в мире изобрели в Нью-Гэмпшире – причем братья Харви, которые сделали из своего ноу-хау прибыльный бизнес, специально переехали сюда из Израиля, подальше от излишнего регулирования.

В Манчестере, самом крупном городе Нью-Гэмпшира, расположен либертарианский клуб, где хранится огромная коллекция книг, агитационных наклеек и плакатов и можно купить на память иглу дикобраза. Дикобраз – символ Free State Project: не нападает первым, но если что, может себя защитить.




Университетский городок Кин, где снимали фильм «Джуманджи», называют либертарианской медиастолицей мира: именно тут, в двухэтажном домике, расположена студия Liberty Radio Network, передачи которой ретранслируют 150 радиостанций по всему миру. Если в Нью-Гэмпшир съезжаются анархисты, то в Кин – самые отчаянные из них (их тут так и зовут – Keeniacs, маньяки из Кина). Их основная стратегия – гражданское неповиновение: намеренное нарушение законов, которые кажутся им абсурдными и неправовыми. Они идут в центральный парк курить марихуану, ставят диваны у себя во дворе (закон города запрещает это) или не снимают шляпы перед судьей. Смысл не в том, чтобы действительно нарушить закон, а в публичном заявлении.



Прогулки по Кину.



Следующие фотографии – для тех, кто думает, что костяк движения состоит только из желторотых хипстеров.



Природа там тоже невероятно красивая. Да, многие печалятся, что «Свободным штатом №1» не выбрали Майями, но Новая Англия – это же почти Канада: красные клены, прозрачные озера, горы, вот это все.



А Манчестер, самый крупный город штата, это завораживающие индустриальные пейзажи. У меня постоянно возникало ощущение, что я гуляю по Красному Октябрю.



В последний день удалось побывать на огромной ферме, которая существует автономно от внешнего мира – получая электричество от солнечных батерей. Это не значит, что хозяева огораживаются от всех, наоборот, готовы провести экскурсию для гостей, а раз в год устраивают Bardo Farm Festival, куда съезжаются семьями со всего штата.

Самый масштабный слет «фристейтеров» на свежем воздухе проходит ежегодно в конце июня – Porcupine Freedom Festival. Если захотите пообщаться сразу со всеми активными участниками проекта и заодно отдохнуть, вам сюда. Если хотите формат посерьезнее, приезжайте на Liberty Forum в начале марта. Но даже если вы там окажетесь проездом в любое другое время года, вы все равно сможете познакомиться с сообществом: «Календарь свободы» агрегирует информацию обо всех либертарианских мероприятиях, будь то встреча с сенатором Рэндом Полом или круглый стол о легализации оружия.



Это пока не John Galt Line, но, по-моему, этот поезд идет в правильном направлении. Огромное спасибо Юре за гостеприимство и большую часть фотографий. Live Free Or Die, как говорят в Нью-Гэмпшире.

http://kichanova.livejournal.com/107320.html

[snowman]

Антипуританский Фронт

Вредно для несовершеннолетних

Книга вышла в 2002 году (вышла с трудом, большинство издательств отказывалось печатать).

Джудит Левин рассказывает в книге, как две спятившие лоббисткие группы — чокнутые консерваторы и не менее дебильные феминистки в США ведут борьбу с сексом и порнографией.

Левин отмечает, что психам не удалось запретить порнографию и секс, однако они нашли новый предлог — якобы тема секса вредна для подростков, и начали компанию по «защите» детей от сексуальной информации, порнографии, фильмов и т. д., в чём нашли понимание у СМИ. Они добиваются запрета порнографических сайтов и вообще ограничения интернета для подростков. Фактически, в обход 1 поправки Конституции США помешанные феминистки и поехавшие консерваторы добились такой тотальной цензуры, что в Америке могут посадить только за хранение у себя дома книги с иллюстрациями голых детей; могут лишить родительских прав за фото собственного ребёнка в ванной и т. д.

Левин обращает внимание на тот факт, что подобная «защита» подростков от секса бессмысленна: подростки испытывают любовные переживания, они хотят секса, мастурбируют вне зависимости от общественных запретов, а по непреодолимой воле заложенных природой механизмов и инстинктов.

С другой стороны, Левин рассказывает об ещё одной махинации — борьбе с так называемой «детской порнографией» в США, на которую вышеупомянутые лоббисты выбили огромные деньги. В результате, появилась машина, которая должна себя оправдывать, и прямая фальсификация — человеку предлагают порно, и высылают по почте диск с «детской порнографией», и арестовывают при получении посылки (с точки зрения американской юриспруденции, такие действия вообще говоря не считаются юридически корректным).

Также Левин разоблачает и другие выдумки консерваторов и феминисток, например так называемые «сексуальные домогательства», рассказывая как в Америке сложилась целая мафия заинтересованных в том, чтобы отнимать детей у родителей под малейшим предлогом и с детских лет за самые невинные вещи вешать ярлык детей сексуальных преступников («sexual harassment»), чтобы иметь возможность их принудительного психиатрического и психофармакологического «лечения».

Ещё одну особенность выявила в своей книге Левин — зачастую «борцы за мораль и нравственность» оказываются на поверку аферистами, мошенниками и тёмными дельцами со скандальным и аморальным прошлым.

Левин выступает против высокой планки возраста сексуального согласия и считает, что подростки имеют право на секс и получения от него удовольствия.


http://lukomore.org/lurk/Вредно_для_несовершеннолетних

[snowman]

Полностью посмотрели?

Вот оно и мнение большинства (педоистерия и прочее).
Несколько провокаторов на ТВ и в инете типа Левченко подобно тому подставному мальчику: "Обе белые."

[snowman]

Духовность

ПОЧЕМУ НУЖНО ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ОЦЕНОК В ШКОЛЕ

Сразу скажу: дело вовсе не в том, что я категорически против оценок, я просто действительно совсем-совсем не понимаю, как оценка в школе может явиться хоть каким-то образовательным инструментом. Штука в том, что весь мой опыт, да и опыт коллег, по моим наблюдениям, приводит к единственному выводу: оценка не просто вредна — она развращает личность, убивает любопытство, приводит к конфликтам и комплексам.

Начнем с простейших примеров. Скажем, за обедом человек хочет поскорее выпить компот. При этом он знает, что положительную оценку («ты хороший мальчик») он получит в случае, если съест суп. Как ему поступить? В рамках приобретенного условного рефлекса — реакция на положительную оценку — он принимается за суп. Получает подкрепление в виде похвалы (оценка). Как вам кажется, сколько раз ему нужно побывать в подобной модели, чтобы она закрепилась? Нескольких будет достаточно, не правда ли? Что станет результатом? — Его неумение определить, чего он на самом деле хочет... Что взрослые лучше знают, как жить... Организм, черт возьми, подсказывает, что он хочет компот, а мир диктует, что нужно есть суп! Как тут быть? Однако эта дилемма не вечна. Оценка — наркотик, ежедневное применение которого снимает все эти вопросы. И постепенно вытесняет истинные мотивации.

Слишком примитивно? Этот же механизм работает точно так же и в более сложных случаях.

Давайте про школу. Взгляните на пятибалльную оценочную систему: ничего странного не замечаете? Из пяти возможных вариантов три — отрицательные (причем один из них — единица — практически никогда не используется); остается хилая дифференциация между 4 и 5... Что мы хотим сказать с помощью этих сомнительных инструментов? Даже приблизительной объективности не получается.

Представьте, у человека в диктанте было 20 ошибок, потом он долго работал и в следующем сделал только 8. И что же? Опять двойка! Между тем его успех намного больше, чем у отличника, который, исправив одну-единственную ошибку, перешел от четверки к пятерке. Равно как и за сданный чистый лист он получит не ноль, что было бы хотя бы логичным, а все ту же двойку. Неужели вас это не смущает? Как объяснить это детям? Разве такая система может стать хоть сколько-нибудь серьезной и честной обратной связью — поддерживающей, обучающей?..

Государственная контрольная в нашей школе. Второй класс. На картинке — гнездо и домик. Вопрос: объясните, что общего и в чем разница. Наш ученик отвечает: «Разница в том, что в гнезде живет птица, а в доме — человек, а общее то, что в гнезде живет птица, а в доме — человек». Ответ, на мой взгляд, на грани гениальности. Прикажете поставить «пару», в соответствии со стандартом? Сказать что-нибудь типа «ты молодец, но мир этого не оценит?» Нет тут подходящих вариантов. Но есть вопрос: зачем оценка? Разве без нее мы не сможем понять, что человек знает, а чего не знает?

Могу предложить вам жестокую и опасную проверку: введите на недельку строгую оценочную систему в собственные женско-мужские отношения и увидите, с какой скоростью рухнет все. «Дорогой, сегодня за наш секс ставлю тебе 4 с минусом...» — «Дорогая, тебе троечка за сегодняшний вечер». Смешно, не правда ли? Вот и в отношениях с детьми — смешно.

Оценка приводит к тому, что человек учится соответствовать не самому себе, своим желаниям, мыслям, интересам, а учебнику, взглядам учителя, вообще взрослого. Он постепенно теряет умение взаимодействовать с миром, выбирать.

Был у меня когда-то такой случай. Меня пригласили в одну из школ провести с учениками 9-10-11 классов «День чтения» (есть, как оказалось, и такой день...). Мы с участниками нашли малоизвестную сказку Андерсена и организовали большую открытую конференцию, в процессе которой они в малых группах читали, свободно ходили по залу, обменивались мнениями, задавали друг другу вопросы, спорили. Практически не было не вовлеченных в процесс. И тут ко мне подошли две учительницы этих детей. «Как здорово! Мы никогда их такими не видели! Можно мы поставим оценки?» Я, конечно, оторопел: «Зачем?» — «Просто мы действительно никогда прежде не слышали голоса некоторых из них, а сейчас они так активны! Это поможет нам поставить им в четверти хотя бы тройку...»

Ну и как вам? Все еще не достаточно доказательств? Талантливые, яркие, активные получат «хотя бы тройку». Легко, конечно, свалить все на учителей, сказав, что они просто не умеют организовать интересный урок. Я уверен, что это не так. Просто сами учителя оказываются заложниками оценочной системы и теряют постепенно собственную ориентацию, собственную способность к творчеству.
Человек учится, это так интересно! Зачем подменять его желание познавать мир желанием понравиться учителю, соответствовать некоему стандарту? Сколько потерянных поколений еще необходимо для того, чтобы понять, насколько это опасно? Сначала «подсадим» на оценку в качестве главного мотора, а потом носимся в поисках утраченной самости ребенка. «Он ничем не интересуется...»

Я снова и снова возвращаюсь к своему излюбленному вопросу: зачем? Если ответ — обратная связь, то намного проще дать ее на словах, объяснить, что к чему, найти вместе ошибки, предложить путь к их исправлению, пониманию.

Оценка — один из главных якорей учителей и родителей, не умеющих или не желающих сделать жизнь интересной как для себя, так и для другого.

Вот и даем мы на простой вопрос «зачем учиться?» взаимоисключающие ответы: учиться нужно для себя, но на оценку других. Как это? Сами подумайте!

[snowman]

Возвращение призраков: почему Россия боится памяти о ГУЛАГе.

Психолог, литературовед и историк культуры, автор интеллектуальных бестселлеров «Эрос невозможного», «Хлыст» и «Внутренняя колонизация», Александр Эткинд пишет книгу о практиках коллективной памяти, о сталинских репрессиях в советском и постсоветском сознании "Кривое горе: Память о непогребенных" . Он задается вопросом, который может стать ключевым для нашей политической истории и социальной психологии, для самой современной политики: почему фундаментальная катастрофа сталинского террора, постигшая советское общество в самой сердцевине его истории – 30 лет, с середины 1920-х по середину 1950-х, миллионы жертв – до сих пор не осмыслена и не переработана нашим обществом и политикой? Почему травма не изжита, жертвы не названы, палачи не осуждены – и более того, оправданы в современных исторических и политических нарративах «патриотов»? Иными словами, почему русское горе такое «кривое»?

Незадолго до смерти в одном из интервью Иосиф Бродский удивлялся: «Мне казалось, что самым замечательным продуктом советской системы было то, что все мы – или многие – ощущали себя жертвами страшной катастрофы, и отсюда было если не братство, то чувство сострадания, жалости друг к другу. И я надеялся, что при всех переменах это чувство сострадания сохранится, выживет... Но этого не произошло». В самом деле, если в послевоенной Германии, память о катастрофе стала точкой консенсуса и нация объединилась вокруг лозунга nie wieder, «никогда больше», то в России память о репрессиях раскола общество на «вспоминающую» часть и «забывающую» — а то и вовсе отрицающую или даже оправдывающую репрессии («время такое было», «зато выиграли войну», «лес рубят – щепки летят»).

В России идут «войны памяти» вокруг ключевых событий истории ХХ века – 1917-го, 1937-го, 1945-го, 1991-го, и каждая дата не объединяет в скорби или гордости, а раскалывает друзей, коллег, семьи. По сути, гражданская война в России не останавливалась ни на день и продолжается в нашей коллективной памяти. В центре сознания образовалась черная лакуна, которую большинство людей обходят по периметру – и лишь иногда из-под земли появляются кости, как в Колпашевском Яре под Томском, где 1 мая 1979 года разлившаяся Обь подмыла высокий берег, и открылось массовое захоронение жертв расстрелов 1937 года, тысячи хорошо сохранившихся тел, которое местные власти приказали размыть и уничтожить винтами речных буксиров.

В чем истоки этого «скорбного бесчувствия»?

Почему Германия смогла осознать катастрофу нацизма и провести трудную работу по очищению, а Россия сегодня дальше от осмысления сталинизма, чем когда-либо? Эткинд называет несколько причин. Во-первых, это множественность геноцидов и демоцидов, которые составляли сталинизм: от коллективизации и голодомора в Украине до депортаций народов, от Большого террора 1937-1938 гг. до антисемитской «борьбы с космополитами» в последний год жизни Сталина – советский террор бил по самым разным этническим, профессиональным и территориальным группам. Во-вторых, это абсурдная самоубийственность репрессий, обращенность террора внутрь страны – и его полная бессмысленность, иррациональность: исследования показывают, что террор был экономически неэффективен (производительность труда в лагерях была вдвое ниже, чем на воле) и разрушителен для государства и национальной безопасности: войну удалось выиграть невероятным напряжением сил вопреки террору, а не благодаря ему.

И отсюда еще одно чувство, затрудняющее работу памяти: недоверие к тому, что такое могло происходить «на самом деле». Историк Холокоста Сол Фридлендер писал, что глубокое недоверие – отказ от веры в реальность происходящего – был обычным ответом на нацистский террор; и точно так же жертвы и свидетели ГУЛАГа, а тем более наши современники отказываются верить в реальность сталинского террора в силу его полной абсурдности и невообразимости. «Человеческий мозг не в силах вообразить тех преступлений, которые совершались», — говорил об этом Варлам Шаламов.

И главное отличие, конечно, в том, что в Германии преступный режим потерпел военное поражение, страна подверглась оккупации и принудительной – растянувшейся по сути на десятилетия – денацификации. Ничего подобного не было возможно в СССР, где победа, казалось, подтвердила правомерность репрессий, которые возобновились с новой силой в 1946 году, и где режим, меняясь и модифицируясь, сохранил себя до наших дней – в виде философии и практики респектабельного ныне чекизма. Эткинд подчеркивает неполноту хрущевской десталинизации, которая в основных чертах сохранила правящую элиту при помощи двух удобных громоотводов – понятий «необоснованных репрессий» и «культа личности», превратив Сталина в козла отпущения и сняв вопрос о преступности самого режима. Полноценная работа горя в СССР и постсоветской России невозможна в силу структурных причин, пока у власти находятся люди и институты, являющиеся прямыми наследниками сталинских репрессий.

В итоге Германия и Россия пришли к совершенно разным формам национальной памяти: «твердым» в Германии (а также во Франции и вообще в Европе) – монументам, мемориальным лагерям, и в более широком смысле к институтам, которые служат правовой и материальной гарантией от повторения преступлений прошлого – и к «мягкой» памяти в России: частные мемуары, фильмы, литературные произведения, популярная и альтернативная история. Большая часть книги Эткинда посвящена этой «мягкой» памяти о катастрофе сталинского террора, рассеянной по советской и постсоветской культуре. В живой, дышащей полифоничной партитуре его книги сплелись голоса Надежды Мандельштам и Евгении Гинзбург, Василия Гроссмана и Андрея Синявского, Дмитрия Лихачева и Михаила Бахтина, лагерные рисунки Бориса Свешникова и «барачная школа» в московском Лианозово. Отдельная глава посвящена шекспировским фильмам Григория Козинцева и гамлетовской теме в «Берегись автомобиля» Эльдара Рязанова, и это неслучайно – подобно тому, как Шекспир в своих трагедиях переосмыслял травматический опыт Реформации, советская культура брала Шекспира для осмысления своей национальной катастрофы.

Эткинд сравнивает память с соляным раствором: если его не нагревать и не взбалтывать, а постепенно насыщать, в какой-то точке происходит кристаллизация, и память застывает в виде монументов и институтов. В России память постоянно находится во взвешенном, «жидком» состоянии и не может кристаллизоваться; как замечает автор, «важным условием кристаллизации памяти является социальный консенсус; низкий уровень консенсуса подавляет кристаллизацию памятников, но усиливает брожение памяти среди помнящего и рефликсирующего меньшинства». Неспособность современной России справиться с травмой, переработать горе ГУЛАГа говорит о крайне низком уровне общественного доверия, о распавшемся обществе.

Это непрестанное брожение памяти выливается в современной России в художественные тексты, устные предания, в нарративы скорби: в «магический реализм» Юрия Мамлеева, Владимира Сорокина, Виктора Пелевина и Владимира Шарова, который Эткинд сравнивает с «магическим реализмом» латиноамериканской прозы, в «магический историзм» российских политтехнологов и пропагандистов и в поп-историю всевозможных «реконструкторов» и книг о «попаданцах» (путешественниках во времени, попадающих в другие эпохи, чтобы изменить ход истории).

В далеком 1993 году литературовед и тогдашний советник президента Ельцина Мариэтта Чудакова предполагала, что книги Шаламова, Солженицына и Гроссмана «выполнят функцию российского Нюрнбергского процесса». Этого не произошло; более того – многочисленные тексты и культурные артефакты выполнили роль отводного клапана, выпустив пар общественной дискуссии. Можно сказать, что Россия снова произвела первоклассную культуру и плохую политику, не создала никаких гарантий против возвращения террора. В этом и есть суть русского «кривого горя» — культурно продуктивного, но политически деструктивного, производящего патологическую посттравматическую политику и расколотое общество.

К сожалению, повествование автора заканчивается началом 2012 года, на пике «болотных протестов» и надежд на политические перемены. Было бы интересно его продлить до наших дней и исследовать российскую политику третьего срока Владимира Путина, попытаться понять путинизм как разновидность «кривого горя». В самом деле, это вторичная политика, основанная на чувстве утраты и ресентимента, пытающаяся воскресить устаревшие исторические формы. Это не новый сталинизм, для которого в современной России нет ни экономических, ни психологических ресурсов, а вид посттравматической реакции, которую Фрейд называл не ностальгией, а меланхолией, неизбежным спутником горя, при которой память превращается в воображение. Работа воображения и «магического историзма» в риторике путинского режима необычайно сильна: отсюда берет происхождение культ победы и борьбы с воображаемым «фашизмом» в Украине и на Западе, миметический сталинизм пропагандистов-охранителей, взывание духов прошлого, от Святого Владимира и Александра Невского до Ивана Грозного и маршала Жукова. Люди заговаривают собственный страх, унижения, потери и лакуны в памяти меланхолическим переживанием «утраченной Империи», вытесняют память о репрессиях иллюзией геополитического величия.

В этом смысле путинский режим с его небывалой народной поддержкой является последствием непроработанного горя.

В заключении Эткинд цитирует Фрейда, писавшего после Первой Мировой о том, что если страдание не вспоминается, то оно повторится. «Если не оплакать мертвых, они, как привидения, будут страшить живых. Если не признать утрату, она угрожает вернуться в странных формах; это особенное сочетание старого и странного есть жуткое». Глядя на посттравматический пейзаж современной российской политики и культуры, мы наблюдаем то самое явление жуткого, «постсоветскую хонтологию» (Эткинд использует здесь термин Жака Деррида, произведенный от английского to haunt – преследовать), парад призраков, от детей в форме НКВД, стоящих в карауле у нового памятника Дзержинскому в Тюмени, до ветеранов ВЧК, проводящих в школах «уроки мужества» и открывающих «музеи истории охраны» на месте бывшего Музея ГУЛАГа в лагере «Пермь-36». Неосталинисты и «исторические реконструкторы» создают пиратские республики в придуманной политтехнологами «Новороссии», где правят суд и расстреливают дезертиров и мародеров на основании сталинских приказов времен Второй Мировой. Призрак Сталина является в фильмах, на плакатах, футболках, обложках школьных тетрадей и «бамперах» айфонов, колонны сталинистов, стар и млад, словно зомби, бредут к могиле кумира в день его смерти 5 марта. От этого можно отмахнуться, как от морока и наваждения, но и укус зомби может быть смертелен.

Если из этого вечного возвращения мертвецов и есть какой-то выход – то он в той самой «кристаллизации памяти», ее затвердении в форме монументов, государственных решений, конституционных вердиктов. Память нации больше не может оставаться в жидком, текучем состоянии, постоянно плодя новых призраков, подтачивая основы общества, политики и самой государственности. Раковую опухоль сталинизма необходимо удалить с ее метастазами во все органы государственного управления, о преступлениях прошлого должны твердить учебники истории, заявления политических лидеров, решения судебных органов, национальные мемориалы и музеи-лагеря – и все те таблички «Последнего адреса», установленные на домах, откуда на протяжении десятилетий люди уходили – и не возвращались. Программа десталинизации и увековечивания памяти ГУЛАГа претендует на роль той самой национальной идеи, которой так тщетно взыскует власть.

Без этого наши мертвецы останутся непогребенными и неоплаканными, наша катастрофа – неосмысленной, а Соловецкий лагерь – неопознанным на мятых 500-рублевых купюрах, постепенно выходящих из обращения.



http://www.forbes.ru/mneniya-column/...myati-o-gulage

[snowman]

Перед вами кадр из фильма И возвращается ветер...

Автобиографическая драма о жизни режиссера Михаила Калика. Рассказ режиссера о себе, своей жизни в Советском Союзе до отъезда в Израиль и одновременно своеобразный итог прожитых лет. Хроникально-документальные кадры переплетаются с отрывками из прежних картин режиссера, а также дополнены вновь снятыми игровыми сценами.

Но это все теперь неважно для той своры которая пропихивает,протаскивает закон о детской порнографии,о порнографии вообще и о так называемой "пропаганде". Теперь этот фильм можно расценить как распространение детской порнографии плюс разумеется пропаганда. Главная лобби этой затеи искренне радуется когда есть возможность посадить,сломать жизнь кому то потому что этот кто то "думает не так как она и смеет при этом еще и говорить".

Фильм И возвращается ветер ( 1991) несколько раз был показан на российском телевидение тогда еще Останкино. Да в те самые годы когда за собственное мнение по звоночку нужным людям не увольняли с работы и не преследовали.



Сделан он на самом разломе эпох нашей с вами истории, когда рухнуло и то, во что мы искренне верили, и то, что в нас принудительно вдалбливали. А люди-то остались, и им нужно было продолжать как-то жить наедине с собственной разорванной душой, находить свое место в новом неуютном мире, пытаясь оставаться людьми... А для этого нужно было понять, кто же мы такие, откуда взялись, что повлияло на нашу личность в большей степени, тепло семьи или злобные жернова истории. Можно ли выжить в этом мире, оставаясь честным и порядочным, таким, каким воспитали тебя любящие родители? Или надо наступить на горло самому себе, прогнуться и стать "как все"?! И что от тебя после этого останется? И где тебя таким примут? "Здесь" или "там"? И, несмотря на то, что события фильма заканчиваются 1971 годом, моментом эмиграции автора, вопросы эти не получили однозначного ответа и сегодня. Пока мы живы, пока чувствуем и думаем, мы сомневаемся. Смотрите прекрасный фильм, размышляйте и переживайте вместе с автором, если есть у вас на это душевные силы!.

Доп. информация: Приз жюри «За мужество таланта» на кинофестивале «Кинотавр» (Сочи, 1992).

КАЛИК Михаил (Моисей) Наумович (р. 29. 01. 1927), режиссер, автор сценариев к ряду своих фильмов.
Родился в Архангельске. Окончил режиссерский ф-т ВГИКа (1958, мастерская С. Юткевича).
Эмигрировал в Изpаиль в ноябре 1971 года.
В 1991 г. снял в России фильм "И возвращается ветер..."

[snowman]