Откровения из сети

[Diziena]

Первое возбуждение я испытала в период созревания, когда у меня начала увеличиваться грудь. Я знаю, что многие девочки в это время стесняются себя, а вот у меня стеснения не было никогда. Я нравилась себе!
У нас в ванной было большое зеркало — во всю стену. Я помню, как однажды встала голая перед ним, слегка раздвинув ноги, и любовалась собой. До чего же у меня все хорошо и правильно! Две такие нежные, налитые, округлые губки… И две маленькие упругие грудки, глядящие в разные стороны… Такие плотные, как резиновые шарики…
Я как будто глядела на себя глазами мужчины. И возбуждалась, глядя на себя, как это, наверное, делал бы мужчина…

==============================



Первый такой случай произошел со мной в 3-м классе. В нашей школе у мальчиков было странное занятие — «проверять» у девочек трусики.
Мальчишки очень любили на перемене неожиданно подойти к девочке и задрать ей подол юбки. И, если трусики были не в порядке — ветхие, линялые или плохо постиранные, то такую девочку начинали высмеивать.
Конечно, мы были настороже и давали отпор нахалам, но опасность «проверки» всегда сохранялась.
Однажды у меня случилась страшная беда — все мои трусики с утра оказались в стирке, а мама сказала: «Ничего, пойдешь так». Как я ни упиралась, но «так» и пришлось идти в школу. Я очень боялась «проверки» — ведь даже представить себе невозможно, как бы меня засмеяли, если бы мальчишки увидели, что я вообще без трусиков. Помню свое волнение и почти отчаяние по пути в школу. Ощущение беззащитности — и вместе с тем какое-то особое новое чувство, когда прохладный ветерок овевал голое тело /там/…
Спасало положение только то, что в этот день я была дежурной по классу и поэтому у меня был предлог не выходить на перемену. Я оставалась в классе одна (обычно учительница выставляла всех в коридор). Меня это как нельзя больше устраивало. Поскольку все шло без проблем, я постепенно успокоилась и потеряла бдительность.
На второй перемене я вытирала доску, отвернулась посмотреть на какое-то движение в окне и «прозевала», как ко мне с другой стороны подкрался мальчик Саша. Он резким движением задрал мне юбку и… остолбенел. А меня вдруг пронзила странная, лишающая воли, томительная слабость. Я хотела хлестнуть его тряпкой, но рука отказывалась делать движение. Мы застыли в таком положении на несколько секунд. Он жадно разглядывал меня — без трусиков, а я… не могла пошевелиться… было чувство беззащитности, обнаженности, стыда и… чего-то еще, непонятного… На глаза стали наворачиваться слезы…. и тут я смогла выдохнуть и резко, со всей силы, ударила его тряпкой по лицу.
Он выбежал в коридор, а я в ужасе ожидала, что с минуты на минуту в класс ворвется ватага одноклассников… задерут юбку, будут рассматривать, может быть, даже трогать, смеяться… Я быстро села за парту и сжалась, как могла. Но ничего не произошло! Я поняла, что Саша меня не выдал (хотя мог и даже должен был, по понятиям наших мальчишек), и у меня возникло к нему такое чувство благодарности!
На следующей перемене я была начеку, понимая, что он придет опять. Так и было, он не раз появлялся в дверном проеме, но я тут же делала угрожающее движение тряпкой. Он так и не сказал ничего своим приятелям.
С тех пор у меня впервые появилось какое-то особое чувство к мальчику, похожее на влюбленность.
И с этого момента меня стали посещать всякие фантазии. Я часто вспоминала этот эпизод и мысленно переносила его на другие обстоятельства — те, при которых мы были бы вместе и только вдвоем. В таких «обстоятельствах» мы оба постепенно раздевались догола и смотрели друг на друга (на большее фантазии не хватало). При этом я уже не испытывала стыда, а только удовольствие. Часто в этих мыслях я сама проявляла инициативу, первой раздевалась перед ним, соблазняя его…
Пожалуй, мое чувство к нему в какой-то степени напоминало отношение жены к мужу. Я беспрекословно давала ему списывать все уроки, «кормила его обедом», покупая в буфете булочки… По моим тогдашним представлениям, видеть друг друга голыми могли только муж и жена, а он /видел/ меня и никому не сказал, сохранив эту тайну между нами. И стал для меня как бы «мужем»… Что он ко мне чувствовал, я не знаю.