Культура и общество

[Marcello]

vBulletin [media]

https://youtu.be/YggaX9vA4wE

vBulletin [media]

https://youtu.be/TE8WRW-Hffg

[Marcello]

Эта статья у меня вызвала одну ассоциацию...связанную с довольно известным человеком...,известным не только в наших краях...Но вообще сама по себе она (статья) очень даже неплохая

«Я же его не бил!»

Психическое насилие над детьми приводит к психиатрическим диагнозам во взрослой жизни. Бывают и смертельные случаи


«Новая» публиковала материалы о физическом и сексуальном насилии над детьми. Тема большая, важная, нужная. Но есть еще одна, о которой тоже обязательно нужно говорить, — психическое или эмоциональное насилие. Когда запугивают, шантажируют, постоянно критикуют, публично стыдят, оскорбляют, унижают, изолируют, высмеивают, манипулируют чувствами, врут, чрезмерно контролируют или делают что-то такое, что шокирует ребенка, или не делают для него ничего — пренебрегают его нуждами, игнорируют. И, когда предъявляют требования, не соответствующие возрасту и возможностям, — это тоже насилие. И когда послушание достигается криками и ударами по столу — это по силе воздействия похоже на избиение. Разница лишь в том, что следы от ушибов, увечья остаются не на теле, а в душе.


Каждый из нас оказывался вынужденным свидетелем сцен психологического или эмоционального насилия, и каждый может рассказать о поразивших его ситуациях, сложившихся в транспорте, супермаркете и даже в театре — в любом общественном месте. У меня из головы не выходит виденное мною в парке: одинокий громко плачущий малыш двух-трех лет. Прохожие спрашивали у него: «Ты потерялся? Не бойся, мы сейчас найдем твою маму». Но он нас не слышал, у него в глазах была паника. И только после того, как одна девушка громко выкрикнула — «чей ребенок?», откуда-то из-за дерева отделился мужчина с детским самокатиком в руках и вразвалочку, очень медленно подошел к мальчику. А ведь малыш испуганно кричал минут 10.

— Вы отец? — Спросила у него девушка.

Он ответом ее не удостоил, а малышу бросил:

— Я же тебе говорил: «Будешь реветь — брошу тебя и уйду! Так мужик себя не ведет!»

То есть ребенка, только что пережившего ужас, отец не взял на руки, не взял даже за руку, он просто поставил самокатик на землю и пошел вперед. Прошла, наверное, минута, и только потом малыш поехал за ним.

Как отразится на психике такое «воспитание»?

— Если ребенку 2–3 года — может начаться энурез, заикание, могут появиться страхи. А во взрослой жизни — здесь однозначного ответа нет — в лучшем случае вырастет мальчик, который будет считать, что нельзя показать свою слабость и любые другие проявления чувств, надо изображать крутого. Он будет блокировать чувства. В худшем случае — неврозы или депрессия, — объясняет мне детский психиатр, психолог, психотерапевт, кандидат медицинских наук Наталья Кириллина.

Недавно стало известно об эксперименте ученых Мюнстерского университета (Германия). Они провели сканирование головного мозга людей с диагнозом «тяжелая (глубокая) депрессия». Кроме того, всех пациентов просили заполнить специальные анкеты с вопросами, позволяющими оценить уровень психического и физического насилия, которому они подвергались в детстве, а также случаи возможного пренебрежительного отношения со стороны родителей.

В эксперименте приняли участие 110 человек в возрасте от 18 до 60 лет, и вот выводы: психологические травмы, полученные в детском возрасте, приводят к изменению структуры головного мозга. А именно — уменьшался размер островковой доли центрального органа нервной системы. Островковая доля отвечает за формирование сознания и играет важную роль при образовании эмоций.

Ученые выяснили, что различные психологические травмы, полученные в детском возрасте, являются одной из основных причин возникновения депрессии у взрослых.

Профессор Мюнстерского университета Нильс Опель комментирует это так: «Учитывая, какое влияние островковая доля оказывает на эмоциональное состояние, вполне вероятно, что изменения [структуры головного мозга], которые мы наблюдали, делают пациентов менее восприимчивыми к традиционным методам лечения».



К такому же выводу пришли исследователи из Института психиатрии Королевского колледжа в Лондоне. Они изучили 23 544 случая депрессивного расстройства и пришли к выводу, что «эмоциональное насилие над детьми не только существенно повышает риск развития депрессии в течение жизни, но и способствует таким ее неблагоприятным характеристикам, как затяжной характер, склонность к рецидивам и недостаточная реакция на антидепрессанты».

Я жалею, что не догнала того мужчину, который считал, что малыша можно воспитывать, прячась за деревом, так, чтоб он думал, что папа его бросил.

Надо было с ним поговорить, объяснить, что в этот самый момент происходит не момент воспитания, а, может быть, уменьшается мозг его сына.

Еще одна сценка: идет невысокого роста мужчина, ребенка пока не видно, он за руку его тянет за собой. О том, что он тянет за собой именно ребенка, а, к примеру, не тележку, я догадываюсь по выражению лица, исполненного «праведного» гнева и какого-то предвкушения. Мы идем навстречу друг другу и когда оказываемся почти в двух шагах, я слышу плач малыша лет пяти-шести, который, захлебываясь, кричит: «Не хочу, не хочу в угол!» И в этом горьком «не хочу» слышно, что он может просто снова не выдержать это наказание, что создана какая-то непереносимая ситуация именно для этого ребенка.

Может, для него просто физически невозможно стоять долго на одном месте. А может быть, «в угол» означает какой-то сопутствующий ритуал, как, например, стоять на коленках на горохе или что-то еще более страшное. Может быть, угол в какой-то темной, пугающей комнате или подвале. Я не знаю этого, только вижу ребенка, пребывающего в ужасе, и понимаю — это надо остановить. Но как? Первый порыв — сказать: «Послушайте, просто посмотрите на своего мальчика, детей нельзя так пугать, у него же истерика, он весь дрожит!» Ну, и какой будет ответ? В лучшем случае: «Дрожит, потому что трус, я из него мужика сделаю!» Ну, или: «Меня также ставили в угол в детстве, и ничего, вырос, ничего ему не сделается». Но, скорее всего, послышится нечто малоцензурное в адрес незнакомого похожего, который «лезет не в свое дело».

Ведь мужчина этот, скорее всего, считает себя в глубине души полным ничтожеством, иначе как объяснить эти горящие глаза от предвкушения предстоящей «казни»? Это психологический садизм, желание абсолютной власти над слабым. Или это только моя интерпретация? Я не знаю. Чтобы узнать — нужно поговорить. И я пошла рядом, сказав:

— Вот, говорят иногда что сегодня не мой день. А вы, наверное, и сказать так не можете.

Минуту он шел так, будто я невидимка. Потом повернулся, смерил меня удивленным взглядом и спросил:

— Почему это?

— Да потому, что и вчера, наверное, был не ваш день. И позавчера. И вообще почти всю жизнь. А ваши родители, когда вас всячески унизительно наказывали, говорили, что делают это для того, чтоб вы выросли достойным человеком, счастливым. И вы так же делаете со своим ребенком, только ведь вы не очень счастливы, и он сейчас очень несчастен, ему страшно.

Малыш уже не кричал, а судорожно всхлипывал. Мужчина повернулся к нему и молча смотрел какое-то время. Потом он стал рыться в рюкзаке, и в этот момент я ожидала чего угодно, но только не того, что произошло, — он достал бутылочку воды и дал попить ребенку.



Я рассказала эту историю нескольким психологам, и их общее мнение: ничего бы не получилось, если бы вмешательство было обличающим, порицательным, на повышенных тонах. Любой человек в любом состоянии всегда ценит желание ему помочь, и герой моей истории именно это почувствовал.

Можно начать разговор со слов: «Это точно ваш ребенок, да? Просто, понимаете, мне самому уже страшно, представляете, каково ему?»

Если бы отец был совсем неадекватен, не реагировал бы на слова, то стоило бы просто с ним договориться отложить наказание. Не отменить, а отложить, чтобы и он, и ребенок вышли из состояния аффекта. У человека, скорее всего, нет навыков воспитания, психологической грамотности, у него тяжелая жизнь, с которой он не справляется. А предвкушающий взгляд — могло просто показаться. Но подходить и пытаться остановить любое насилие нужно.

Недавно вышел реалити–сериал «#япсих» о четырех молодых людях с душевными заболеваниями. Они все из России, но живут в Германии. Диагнозы: депрессия, булимия, пограничное расстройство, посттравматический синдром. Каждый день они снимают видео о себе для своего врача, а потом, где-то раз в неделю, встречаются с ним. Пока вышло 5 серий, но уже известно, что двоих из них в детстве сильно били. А девушку отец жестко ограничивал в еде, объясняя тем, что форму нужно держать, «тебя должно быть мало». Утром — крошечная порция еды, в обед — еще меньше, ужином не кормили. Это у нее булимия — всякий раз, когда девушка ест, она испытывает тяжелое чувство вины и бежит все выплевывать. Но есть хочется, все время хочется есть — практически нет других желаний.

У моего знакомого психиатра-психотерапевта есть 28-летний клиент, который пришел к нему с запросом о понимании: почему у него не получались длительные отношения с девушками и нет близких друзей. Итоговый диагноз — генерализованное тревожное расстройство, суицидальные наклонности. Он беспокоился за всех, кого любил, тревожился, загонял себя до изнеможения дурными предчувствиями всевозможных бед. И изводил своими частыми звонками потенциальных друзей и девушек. Понадобилось время, прежде чем специалист понял, что в детстве молодой человек (назовем его Николаем) подвергался грубейшему психическому и эмоциональному насилию.

Но Николай не то чтобы не был готов к разговору об этом, он просто не понимал зачем. Рассказывал, что у него добрые, любящие родители, особенно мама. Родители дали ему в жизни все: подарили машину, когда он поступил в вуз, подарили квартиру к моменту окончания вуза, оплачивали его учебу. Были ли с ними доверительные отношения? Ответ утвердительный. Но психотерапевту казалось, что у пациента гипертрофированное чувство вины, он как будто все время оправдывается во всем — вплоть до того, что как-то пытается доказать свое право вообще.

Однажды врач спросил об этом напрямую. И парень неожиданно стал вспоминать детство. По моей просьбе он рассказал свою историю и мне, дав разрешение на публикацию на условиях полной анонимности:

— Я не помню точно, когда мама сказала это все мне впервые, но я еще был дошкольником. Помню, как в садике просил пожалеть мою маму и не рассказывать ей, что я ударил мальчика. Я сказал, что мою маму нельзя расстраивать, она из-за меня почти всю кровь свою потеряла. Я родился, а она из-за этого заболела. И не стала актрисой.

А папа сказал тогда про меня, когда я рождался, что пусть его режут по кусочкам, лишь бы мама была здорова. Но мама не согласилась, и она теперь очень больная.

Я запомнил, как смотрела на меня воспитательница.

Я все время понимал, что со мной что-то не так, но не мог разобрать что. Все время казалось, что меня надо убрать от людей, как самолет, который горит в воздухе, чтобы он не упал на жилые дома. Не то чтобы это было каждый день, но раз в два-три месяца примерно происходило. Я поднимал руку на уроке в школе, просился выйти и уходил. Без ранца, без верхней одежды. В младших классах заходил греться в магазины, в старших шел на вокзал, там познакомился с зацеперами, хотя там ребята гибли или становились инвалидами. Когда матери пришел штраф за мое зацеперство и она все узнала, стала кричать, что я ее проклятие и наказание. Что из-за меня она из стройной красавицы превратилась в… — не буду говорить это слово. Что у нее из-за меня началось сильное кровотечение, когда я рождался.



Но на этот раз дома был отец, он подскочил, замахал руками, закричал ей, что она сумасшедшая, нельзя такое говорить сыну, хотя тогда я уже был не малышом. Меня поразило, что отец вообще вступился за меня. Я с детства не произносил слова «папа», обращался к нему безличностно, мне глубоко запало в голову, что он хотел резать меня по кусочкам. А еще мама как-то обмолвилась, что он в юности кого-то убил. Я его еле терпел.

А маму очень любил, оберегал, если она опаздывала с работы хотя бы на 5 минут — лез на стенку. Мне все время казалось, что она вот-вот умрет, с ней случится что-то страшное. Я все время старался чем-то восхитить ее, поразить, заставить гордиться мной. И полюбить меня. Но она игнорировала все мои успехи. А на промахи реагировала вот этой вечной темой, что стала жертвой, потому что я появился. Что жарит жалкие сырники, вместо того чтобы блистать на сцене! Я слышал: «Не живи! Ты не имеешь на это права, ты украл мою жизнь».

Только сейчас начинаю понимать, что я же не просил ее родить меня, это было их с отцом решение. А она переложила ответственность на меня, когда я был еще совсем маленьким.

Еще я недавно поговорил с отцом, и выяснилось, что он никогда никого не убивал. Он просто как-то допустил ситуацию, которая сильно уязвила ее женское самолюбие. И, оттолкнув меня от отца, она ему мстила.

В теме психического насилия сложно со статистикой: мы можем узнать цифры только от взрослых, которые ответили на вопрос, подвергались ли они в детстве жестокому обращению. Но это — статистика прошлых лет. О ситуации сегодняшней можно судить только по статистике российских служб экстренной психологической помощи детям и подросткам (телефонов доверия). Они свидетельствуют: в 80 % случаев обращений речь идет о семейном насилии, и самой распространенной его формой является насилие психическое.

— Чаще в быту говорят не о психическом, а о психологическом насилии. Но в прилагательном указывается сфера воздействия. Насилие эмоциональное, физическое, сексуальное. Так что психологическое насилие — это выходит как насилие над психологами, а мы имеем в виду насилие над детской психикой. — Сам термин до сих пор вызывает и другие споры. С одной стороны, психические воздействия, причиняющие детям вред, сопровождают и физическое, и сексуальное насилие. Потому что нельзя бить или насиловать, не прибегая к запугиванию, навязчивому контролю, оскорблениям, унижениям, угрозам. Да и последствия для душевной сферы в случае психического насилия мало отличимы от насилия физического, — те же хроническая тревожность, диссоциации, иногда принимающие формы психосоматических расстройств, а также депрессия и ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство).

— Может ли психическое насилие привести к смертельной опасности, если оно не сопровождается побоями?

— Недавно в Москве был случай, когда, ругая ребенка, разъяренный родитель выбросил в окно с высокого этажа любимое домашнее животное. И мальчик, не раздумывая, прыгнул вслед за ним.

То есть вот — родитель же ребенка и пальцем не тронул, не бил.

В нулевые годы было проведено исследование, в котором российские дети сами оценивали, какой тип насилия в семье им выдержать тяжелее всего. И они оценили как самое невыносимое именно насилие психическое, притом что в исследовании принимали участие дети, которых часто били.

Психическое насилие очень опасно еще и своей незаметностью. Если ребенка в семье бьют — синяки и ссадины рано или поздно могут заметить воспитатели в детских садах, учителя или соседи. Но если его, например, подвергают тотальному контролю или игнорируют его душевное состояние, то о непереносимости ситуации для ребенка взрослые могут узнать, только когда он причинит себе серьезный вред. Психическое насилие, как радиация, совершенно незаметно по своему воздействию на начальных этапах.

СПРАВКА «НОВОЙ»

По данным исследования социологического факультета МГУ, в России из дома ежегодно убегают 50 тысяч детей. Примерно треть из них — из-за плохих отношений с родителями, особенно с отчимами. Еще треть беглецов — дети из семей алкоголиков. Убегающих от учебы — 18 %. Из-за элементарного отсутствия внимания родителей (эффекта «холодного дома») из семей уходят 12 % детей.



https://www.novayagazeta.ru/articles...zhe-ego-ne-bil

[Marcello]

Мабуту,однако!...

vBulletin [media]

https://m.youtube.com/watch?list=PLU...&v=LCYohl5xfSU

[Marcello]

vBulletin [media]

https://youtu.be/tqaeFd2UtBs

[Marcello]

Доктор Алексей Масчан: «Погибнут тысячи детей и взрослых»

В России исчезают базовые лекарственные препараты для лечения онкологических больных. Из-за «патриотизма»


О лекарственном коллапсе в онкологии говорят все эксперты. С каждым днем тревога все ощутимее: «Если не появится цитозар, пациенты могут погибнуть (…) Если клиника планировала закупать его поквартально, а сейчас вот уже который месяц купить не может, жизнь пациентов находится под реальной угрозой», — говорит в одном из последних интервью административный директор благотворительного фонда AdVita Елена Грачева.

«В России пропал препарат онкаспар, который нужен для лечения острого лимфолейкоза и некоторых лимфом. В России лимфолейкозом заболевают примерно 2000 человек в год, большинство из них дети, — пишет в фейсбуке бывший директор фонда «Подари жизнь» Катя Чистякова (в настоящее время она на учебе в США). — Это самое излечимое детское онкозаболевание (…) Но вот теперь онкаспара нет. Для крупных федеральных клиник лекарство ввозит наш фонд. Во многих регионах перешли на «старые» версии протоколов».

И уже совсем тревожные слова говорит директор Института гематологии, иммунологии и клеточных технологий ННПЦ ДГОИ им. Дмитрия Рогачева, доктор медицинских наук, профессор Алексей Масчан. Если ничего не изменится, нас ждет неминуемый скачок смертности.

Погибнут тысячи детей и взрослых, которых можно вылечить только при наличии исчезающих лекарств.

Пять лет назад он же говорил в интервью «Новой»: «Уже существует законопроект о том, что если в государственных медицинских учреждениях есть два предложения отечественных препаратов, то предложения импортных даже не будут рассматриваться. Это — рафинированная подлость по отношению к пациентам и врачам, которые будут вынуждены лечить абсолютно не проверенными лекарствами. Единственное основание для их применения в том, что они произведены в России. Притом что даже это основание — липовое: их изготовили в Индии, в Китае или в Латинской Америке, а в России только переупаковали. Даже не сделав очистку (…)

Нужны исследования, доказательства. Может быть, они произвели замечательное лекарство, вопрос-то в том, что это не может приниматься на веру. И я не обязан рисковать здоровьем тяжелобольных детей. Процесс лечения лейкозов включает в себя много этапов, он основан на многих препаратах — от семи до десяти. И выпадение эффективности одного препарата может сказаться далеко не сразу, может, через года два-три, а бывает, что и через семь лет, и это выразится в рецидиве рака (…) Пока законодатели думают об отечественном производителе, а не об отечественном пациенте, невозможно что-то сделать. У них ширма патриотизма, а я считаю, что патриотизм в том, чтобы лечить наших больных самыми лучшими лекарствами, которые только есть в мире».

Это — 2014 год. А уже в 2015 году было подписано постановление минпромторга «Об установлении ограничений допуска иностранных лекарственных препаратов при государственных закупках». Иностранные фармкомпании потеряли доступ к госзакупкам и стали постепенно, но в итоге массово покидать Россию.

О сегодняшней ситуации Алексей Масчан рассуждает в интервью «Новой газете».



— Алексей, в вашем центре сейчас нет необходимых лекарств для детей?

— У нас пока есть все лекарства, потому что есть запас. Но мы принимаем больных из других городов, которых могли бы лечить дома, а вместо этого они приезжают к нам, чтобы получить те препараты, которые закончились в больницах по месту их жительства.

Мы раньше брали, прежде всего, самых тяжелых больных, у кого заведомо худший прогноз, если они будут лечиться в своем регионе. И, во-вторых, брали детей из тех регионов, где службы гематологии и онкологии нет вообще или она развита плохо. То есть мы выбирали тех пациентов, которым вряд ли кто-то поможет, кроме нас. И уже тогда у нас были очереди на лечение, хотя мы работаем всегда на предельной мощности.

Теперь же вынуждены брать детей из регионов, где и профильная служба есть, и случаи не самые сложные, но они могут погибнуть без необходимых лекарств.

— То есть в регионах уже возник дефицит жизненно необходимых лекарств. Но и ваши ресурсы не безграничны.

— Естественно, если лекарства не появятся в России, наши запасы истощатся. Правда, один базовый препарат — цитарабин — зарубежная компания себе в убыток везет для лечения детей, но это же не будет продолжаться вечно. Это, что называется, дырку в плотине пальцем заткнуть, но такие дыры будут возникать каждый день. Минздрав в ответ на наши жалобы советует подбирать альтернативные способы лечения. Но их в природе просто не существует. К примеру, миелолейкозы просто нельзя вылечить без цитарабина. Предлагать в данном случае найти альтернативу — это все равно, что тонущему не бросать спасательный круг, а советовать научиться дышать жабрами.

Какую еще найти метафору, чтобы стало понятно: мы без этих лекарств работать не можем. Без них начинается гуманитарная катастрофа. И мы в нее уже шагнули.

— А фонд «Подари жизнь» не привозит лекарства?

— Фонд в огромном количестве привозит те лекарства, которые не зарегистрированы в России. Это ничего общего не имеет с той проблемой, о которой я говорю. Пропали те лекарства, которые имеют регистрацию у нас, которые должны быть на нашем рынке, но их нет, потому что иностранные компании были поставлены в заведомо неблагоприятные условия и ушли из России. Их, во-первых, могут вообще не допустить к торгам по госзакупкам, если есть два отечественных производителя. И даже если есть один и у него цена препарата на 20 процентов выше, все равно торги выиграет он только на том основании, что он отечественный. С уходом иностранных компаний стали исчезать самые необходимые лекарства — те, без которых уже нельзя никак.

Я написал письмо министру здравоохранения, копию отправил главе департамента лекарственного обеспечения и регулирования обращения медицинских изделий Елене Максимкиной. Через два месяца получил совершенно издевательский ответ:

все у нас отлично, и вообще вы сами виноваты в том, что у вас нет лекарств, потому что не можете правильно определить потребности.

Якобы, с этого года ответственность за определение потребности в лекарственных средствах переложили на национальные исследовательские центры. Но, во-первых, нет достаточных механизмов, чтобы мы эту потребность определяли. Во-вторых, эта работа только началась, определение количества больных с тем или иным заболеванием, которые нуждаются в лечении по разным протоколам, — это для нас задача только с этого года, а в предыдущие годы это делало министерство.

И потом, зачем потребности определять, если закупки все равно не централизованы? Они идут каждому лечебному учреждению в отдельности. Зачем городить огород, когда есть нормальный рыночный механизм?


— А фонды могут привозить зарегистрированные в России, но исчезающие лекарства?

— Могут, но почему они должны это делать? Они не могут подменить государство. Задача фондов вовсе не в том, чтобы затыкать бреши, образованные в результате глупости и жадности чиновников. Выжили с рынка иностранные компании, не подумав о том, что наши компании не способны производить всю номенклатуру. Они в этом не заинтересованы, и у них нет мощностей для этого. Они не производят лекарств, с которыми ушли иностранные компании. Или производят не в том количестве, в каком нужно стране. И не в тех формах. Они могут производить по 100 мг в порошке, а нам нужно по 1000 мг в растворе — для того же цитарабина — для введения в спинномозговой канал, а это при всех лейкозах обязательно, и нужен строго дозированный раствор со специальным растворителем. Он ни в коем случае не может быть заменен на лекарство в порошке.

Понимаете, там куча тонкостей, а чиновники хотят сыграть на скрипке не смычком, а рашпилем. Вся медицина состоит из тонкостей. Они же думают, что простыми, как удар киркой в затылок, решениями достигнут всеобщего счастья.

— В последние годы часто говорят о том, что если лекарств нет, то можно их комбинировать. Это нормальная практика?

— Ну да, это прозвучало при обсуждении проблемы с препаратом фризиум. Правда, слава богу, не с бюрократических вершин. Глупость и невежество чудовищные! А уж в отношении химиотерапии — глупость тройная. Вместо одного препарата с известной активностью и токсичностью использовать несколько, с активностью в отношении данного заболевания неизвестной, зато с прекрасно известными разнообразными побочными эффектами. Как сказал бы Марк Твен — у бабушки своей комбинируйте! Ничего нельзя комбинировать, ибо, по крайней мере, в гематологии/онкологии, где успех достигается только при лечении пациентов по отработанным десятилетиями протоколам, — такое творчество чаще всего будет смертельно опасным для конкретного пациента.

Искать замену имеющимся препаратам — это риск непосредственной и очень тяжелой токсичности, а также вероятность рецидивов. Рецидив же, например, лейкоза очень часто, к сожалению, смертелен.

В нашей специальности все изменения программ лечения должны вноситься только после проверки в контролируемых исследованиях и никак иначе.

Мы скоро можем вернуться к состоянию 25-летней давности, когда в России вылечивали при одних формах лейкозов максимум процентов 30 больных, при других 60–65. А сейчас цифры излеченных на 20–30 процентов выше. И мы непременно туда, в прошлое, ухнем, если ничего не изменится. Надо, чтобы лекарства привозило государство. Но ему придется возить лекарства ровно каждый день, потому что все время что-то пропадает — то одно, то другое. Надо срочно менять закон, возвращать зарубежные компании, вести с ними переговоры.

— Врачи в регионах вынуждены обращаться к старым протоколам лечения. Почему они молчат о том, что происходит? Как они при этом себя чувствуют?

— Если они поднимут голос, их уволят — вот и все. Уже были случаи, когда увольняли врачей именно за то, что они говорили о проблемах с лекарственным обеспечением. А в провинции попробуйте найти место для детского гематолога. Они не могут выступать. И осуждать их за это нельзя. А чувствуют они себя очень плохо. Примерно как человек, которого вместо сверкающей белизной сантехники заставили пользоваться дощатым сортиром.



https://www.novayagazeta.ru/articles...tey-i-vzroslyh

[Marcello]

vBulletin [media]

https://youtu.be/9k7G97wYPqQ

[Marcello]

В Барнауле обувь из магазина оскорбила чувства верующего



Житель Барнаула заявил, что его чувства верующего оскорбила пара обуви, которую в местном магазине увидела его жена. Протектор на подошве ботинок, сделанных в Китае, был в форме креста. Об этом местный житель написал изданию "Катунь 24". Представитель Русской православной церкви заявил редакции, что изображение креста на подошве с точки зрения православия недопустимо.

Верующий попросил администрацию магазина снять эту модель обуви с продажи. По его словам, он не видит вины магазина в продаже таких изделий, но считает необходимым найти и наказать производителя ботинок.

Пользователи сети обратили внимание на то, что изображения скорее напоминает мальтийский крест. Позже представитель РПЦ прокомментировал изданию ботинки с крестом на протекторе. "С точки зрения православия, это недопустимо. Мы носим нательный крест у себя на теле, но никак не на обуви. Мы не должны попирать его ногами. А когда остается след, значит, его тоже кто-то попирает, наступает на него. Это не благоговейное отношение к святыне", – пояснил изданию иерей Димитрий Никитин.

В России неоднократно возбуждались дела об оскорблении чувств верующих из-за публикаций и репостов картинок в интернете, а также из-за игры в Pokemon Go в православном храме. В конце 2018 года уголовная статья о разжигании ненависти либо вражды была частично декриминализирована. Уголовное дело возбуждается только при повторном нарушении.


https://www.svoboda.org/a/30251846.html

[Marcello]

О вопросах языкознания

Язык — как деньги. Его вес обеспечен всей мощью экономики и культуры государства. Так кто его девальвирует?


На заседании Совета по русскому языку президент заявил, что языку объявлена война. Объявлена она пещерными русофобами, которые искусственно вытесняют русский язык на периферию. С целью поддержания языка планируется заменить Википедию Большой Российской энциклопедией (Википедию, видимо, придется для этого запретить, иначе не заменится), распилив на этом кучу бабла и пр.

Разрешите мне сообщить следующее. Русский язык действительно стремительно девальвируется как язык мировой культуры, и

никто за последние 20 лет не сделал так много для этой девальвации, как сам Кремль.

Потому что язык — это как деньги. Это — знаковая система, и вес этой системы обеспечен всей мощью экономики и культуры государства, жители которого говорят на конкретном языке.

Если экономика в развалинах, мозги бегут из страны, в МИФИ устроили кафедру богословия, в школьных учебниках сообщают о происхождении людей от инопланетян, кандидат в академики классифицирует живые организмы «по мере их деградации от форм, созданных Творцом», если главным экспортным товаром страны являются нефть, коррупция и международное насилие, — то язык автоматически обесценивается.


Митинг националистов в 2010 году.

Семена нынешней катастрофы, бесспорно, были заложены еще во время СССР. Политика СССР в отношении русского языка была безумной.

В Российской империи языки покоренных ею народов были обречены на вымирание. Никакой злой воли в этом не было — подобное происходило во всех современных западных государствах.

Великобритания? Современный английский полностью вытеснил тот же кельтский. Франция? Еще в начале 20 века в Бретани говорили на одном из кельтских языков — бретонском. Австрия? В городе Граце говорят на немецком, хотя слово «Грац» — от того же корня, что и русский «город», и значительная часть населения в этих местах были славянами. Германия? Напомню, что прусы были балтийским, а не германским народом, и что прусский язык окончательно вымер только в XVIII столетии.

Это естественный процесс: государство переваривает и подминает под себя языки. Взамен оно дает завоеванным этносам доступ к коллективной культуре —

запасу слов, сюжетов, текстов, которые куда как превосходят его собственный запас, и дает им возможность карьеры. Блаженный Августин по происхождению был бербер. Вряд ли его имя осталось бы в истории, если бы он продолжал писать свои тексты на языке Югурты и Масиниссы. Императоры Диоклетиан и Константин были уроженцами балканской провинции Иллирик. Вряд ли бы они оставили след в истории, если бы делали карьеру в этой провинции и продолжали говорить на языках скордисков и трибалли.

Разнообразие языков характерно для регионов, где нет государства. В Новой Гвинее сосредоточено до половины современных языков мира, и это потому, что там до сих пор живут первобытные племена.

В этом отношении в Российской империи в 18-19 веках происходил совершенно естественный процесс. Империя подминала завоеванные народы, вытесняя их языки и давая взамен доступ элите этих народов к одному из мировых языков — языку великой литературы, языку, на котором говорили ученые мирового уровня и на котором говорили правители государства, вмещавшего 10% населения Земли.

Если бы все это продолжалось, то к настоящему времени русский язык в России, так же как английский в Великобритании или французский во Франции, перемолол бы на большей части государства иные языки. Даже такие древние культуры, как грузинская или армянская, не выдержали бы конкуренции. И даже если бы в конце 20 века империя прекратила бы существовать как единое политическое целое, для языка это было бы не очень важно.

Ее обломки продолжали бы говорить по-русски. Отказаться от русского и воскресить родной язык, на котором, в большинстве случаев, не существовало ни крупного культурного корпуса текстов, не понятийного и научного аппарата, ни достаточного числа образованных носителей языка, — было бы катастрофой. Это как Шотландия: даже если она отделится от Соединенного Королевства, то по-английски там говорить не перестанут.

В этом смысле победа большевиков была для русского языка катастрофой.

Русская культура была уничтожена и изолирована от мира, а главное — большевики начали искусственное и фарисейское стимулирование национальных языков. Сделано это было потому, что большевики рассматривали Россию как плацдарм для мировой революции, и СССР, на гербе которого был изображен земной шар, был для них кристаллом, вокруг которого надо было наращивать новые ячейки: Германскую ССР, Французскую ССР, Болгарскую ССР — и так далее, пока, по удачному выражению Виктора Суворова, последняя Аргентинская ССР не войдет в дружную семью советских народов.

В результате развал СССР оказался для России не только национальной, но и языковой катастрофой. Национальные республики отделились и зажили настоящей жизнью, и вместе с ними этой настоящей жизнью зажили искусственно законсервированные большевиками национальные языки.

Однако что было, то прошло, и разбитого яйца не соберешь. Россия, несмотря на крушение СССР, оставалась метрополией, а русский язык — самым развитым и влиятельным языком на территории СНГ. Законами и пушками эту влиятельность больше поддерживать было нельзя, но оставалось три других могучих способа поддержки: экономика, культура и образование.

Люди из стран бывшего СНГ по-прежнему готовы были ехать в метрополию учиться. И если бы Россия оставалась центром развитой экономики и развитых технологий, то и русский язык сам собой, без всякого Совета по русскому языку, сохранял бы свое первенство.

Безумная политика Кремля и амбиции, не подкрепленные никакой экономической и технологической основой, не оставили от этой возможности камня на камне. Грузины после принудительных депортаций поехали учиться вместо Москвы в Европу и Америку;

украинцы после Крыма и Донбасса запретили «Яндекс» и вообще все русское — одна эта мера нанесла русскому языку больше урона, чем любое преимущество, полученное от аннексии Крыма.


Акция противников запрета соцсети «Вконтакте» на территории Украины. Кадр из сюжета «Громадского»

Язык — как деньги. В 19 веке национальная валюта любой страны была обеспечена золотом, сейчас она обеспечена экономикой. То же самое и язык. В 19 веке его обеспечивали завоеваниями. Сейчас его обеспечивает только экономика, технология и прогресс.

Если бы Россия представляла из себя богатое преуспевающее общество, со стартапами, частными инвестициями, ведущими мировыми университетами — как, например, Китай, — то русский продолжал бы оставаться главной языковой валютой по крайней мере на пространстве бывшего СНГ, а то и всей Восточной Европы. Было бы круто учить русский, как сейчас круто учить китайский. На русском продолжали бы говорить, учиться и думать на всем пространстве СНГ, как в Сингапуре продолжают говорить на английском.

Чем больше Кремль будет жить в параллельной реальности, тем меньше будет желающих говорить на языке, который эту реальность описывает, и главным пещерным русофобом, который ведет войну против русского языка, — а заодно и против русской экономики и русской культуры, — является сам Кремль.


Юлия Латынина


https://www.novayagazeta.ru/articles...-yazykoznaniya

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Страшна не грязь, а смерть

О политической кампании против Гасана Гусейнова и его совершенно невинных высказываний о «клоачном» состоянии публичной сферы русского языка


«Невинных», потому что они нисколько не покушаются на сам язык и его структуру, а лишь призывают к более грамотной и выразительной реализации его потенциала. В таком жанре выступал даже В. Ленин — вспомним его заметку «Об очистке русского языка». «Русский язык мы портим…» Ничего революционного, скорее — охранительное: беречь великое наследие и т.п.

В те же самые годы, но ровно с противоположных позиций Иван Бунин негодует в «Окаянных днях»: «Образовался совсем новый, особый язык, сплошь состоящий из высокопарнейших восклицаний вперемешку с самой площадной бранью по адресу грязных остатков издыхающей тирании…. Язык ломается, болеет и в народе».

С критикой русского языка и его текущего состояния выступали практически все, кто его по-настоящему знал и любил.

Поднявшийся гвалт, помимо отвратительного политического и националистического подтекста, обнаруживает еще и полное непонимание того, что такое филологическая критика языка и для чего она нужна. Подчеркиваю: даже самого языка, а не только отдельных его речевых проявлений. Язык всегда находится в процессе сложения, в нем множество неувязок, пробелов, структурных трений, неточностей, бессмыслиц и т.д. К сожалению, у нас практически нет такой критической дисциплины, объектом которой был бы сам язык. Есть критика отдельных текстов, произведений, литературных направлений, стилей, слов, выражений, способов написания и произношения. Кому-то нравятся слова «озвучить» и «креатив», а кто-то их отвергает. Кто-то находит выразительным молодежный сленг, а кого-то он пугает и возмущает. Но именно способность языка критиковать себя в целом позволяет ему выйти на новый уровень развития.

В XVIII — начале XIX века языковая критика была важнейшим жанром общественной дискуссии, в ней участвовали Тредиаковский, Ломоносов, Сумароков, Шишков, Карамзин, Жуковский, Пушкин. И именно тогда русский язык развивался наиболее динамично, быстро обогащался лексически, морфологически, синтаксически.

Величие русской литературы XIX века покоится на этом наследии самокритики и самосознания русского языка предыдущей эпохи.

Весьма суровая критика русского языка содержится у Набокова: «…столь свойственные английскому тонкие недоговоренности, поэзия мысли, мгновенная перекличка между отвлеченнейшими понятиями, роение односложных эпитетов — все это, а также все относящееся к технике, модам, спорту, естественным наукам и противоестественным страстям, — становится по-русски топорным, многословным и часто отвратительным в смысле стиля и ритма». (Постскриптум к русскому переводу «Лолиты».)

А если перенестись в наш век, то видно, как русский язык лихорадочно пытается наверстать все то, в чем он, по Набокову, отстал от английского: техника, мода, спорт… Как? Самым прямым и, увы, механическим способом: не создавая свое, а заимствуя из того же английского. За постсоветские десятилетия русский язык больше всего преуспел именно в погоне за языком-лидером, который стремительно ворвался во все предметные сферы: быт, одежда, нравы, культура, образование, экономика, все научные дисциплины. Заимствуется не только лексика, но и грамматика, множество суффиксов, например, er для обозначения деятеля: мейкер, байкер, киллер… Или able: читабельный, смотрибельный… Инговые формы, ing, герундий: шопинг, мониторинг, рекрутинг… Аналитические конструкции: хит-парад, шоп-тур, реалити-шоу, фейс-контроль. Заимствуются даже междометия: вау, бла-бла…

А в обратную сторону, из русского, не заимствуется ничего. Язык живет на сплошном импорте и ничего не экспортирует.

Вот о чем моя основная тревога. Не о клоачности. В любом языке, во все периоды есть своя клоака и свои кроны, вершины. Но чтобы язык, вошедший в четвертый век светской культуры (первым будем считать ХVIII, петровский), до такой степени не хотел создавать своего, а только захватывал чужое! Я не против заимствований, если они пробуждают в языке ответную энергию самобытного творчества. Россия и раньше, при Петре, переживала эпоху безудержных заимствований. Но потом это «чужебесие» нашло достойный ответ во второй половине ХVIII века, когда в русский язык приходят новые слова, изобретенные Ломоносовым (вещество, равновесие), Карамзиным (трогательный, промышленность), и появляются суффиксы абстрактного мышления, которых раньше не было, типа «ость», «еств» — «вольнодумство», «влюбленность», «человечность», «человечество».

Сейчас мы опять переживаем бурную эпоху заимствований, и вопрос в том, найдет ли язык в себе новую энергию для того, чтобы перейти к следующей фазе, то есть к творчеству на своей собственной корневой основе. Если нет — он обречен.

Иначе говоря, я не боюсь столь яростно осуждаемой грязи, мусора — из них часто произрастают словесные перлы. Я боюсь смерти.


https://www.novayagazeta.ru/articles...-gryaz-a-smert

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------

А что мы в результате имеем?...вот это... (ну раз выступил путин!)


Комиссия по этике ВШЭ предложила профессору Гусейнову извиниться за высказывание о русском языке


Комиссия по академической этике Высшей школы экономики (НИУ ВШЭ) рекомендовала профессору вуза Гасану Гусейнову публично извиниться за высказывание о русском языке, сделанное в октябре. Протокол заседания комиссии опубликован на сайте НИУ ВШЭ.

За это решение проголосовали семь человек, против – один, никто не воздержался. Комиссия проанализировала пост Гусейнова в фейсбуке, в котором говорилось, что в Москве «с сотнями тысяч украинцев и татар, кыргызов и узбеков, китайцев и немцев, невозможно днем с огнем найти ничего на других языках, кроме того убогого клоачного русского, на котором сейчас говорит и пишет эта страна». Помимо этого, она рассмотрела высказывания профессора в СМИ после публикации поста.

«Язык низведен до уровня клоаки. <…> Это люди злоупотребляют языком. В том числе журналисты. В том числе политики. В том числе люди, которые отвечают за правопорядок. <…> Это, действительно, такая социальная проблема огромная. <…> То, что многим это не понравилось и начали писать, кричать и вопить – это иллюстрация этого тезиса», — говорил он «Общественной службе новостей».

https://www.novayagazeta.ru/news/201...russkom-yazyke

[Marcello]

В Сети комментируют слова Киселева, назвавшего причиной протестов в России излишки гуманитариев в вузах

Власть последовательно проводит политику деинтеллектуализации общества. И пропаганда находит все новых врагов среди «слишком умных».




Телеведущий Дмитрий Киселев в программе «Вести недели» на телеканале «Россия 1» от 3 ноября сделал два интересных заявления. Во-первых, он признал, что в России существуют протестные настроения. Ранее в телевизоре считалось, что на протесты выходят немногочисленные маргиналы, ведомые «западными кукловодами». Теперь речь пошла о протестных настроениях во всем обществе. Правда, их причина, по версии пропагандиста, не в снижении уровня жизни, отсутствии перспектив, коррупции, произволе силовиков и несменяемости власти, а в… избыточном количестве выпускников гуманитарных вузов.

vBulletin [media]

https://www.youtube.com/watch?v=iE48...ature=youtu.be

Дмитрий Киселев признал, что в России с высшим образованием не все хорошо. Только его обличительный пафос не был направлен на неэффективность и низкий уровень стандартов обучения. Оказывается, «у нас система высшего образования — конвейер, создающий недовольных». Особенно от Киселева досталось студентам-гуманитариям. Протестные настроения среди них, по мнению ведущего, возникают по двум причинам: из-за слабого образования и высокого числа студентов гуманитарных вузов.

Развивая свою мысль, Киселев пришел к тому, что «для кого‑то производство гуманитариев — бизнес». «Для студентов и их семей — надежда и большие траты на образование. Для выпускников — сверхожидания и сверхамбиции», — продолжил телеведущий. По его мнению, такие специалисты часто оказываются невостребованными, и это приводит к разочарованию, обиде и недовольству положением дел в России. «Мол, ко мне несправедливы, а значит, и общество несправедливо, точнее, власть», — заключил Киселев.

Слова ведущего федерального телеканала невозможно обсуждать в официальных СМИ, поэтому люди стали отвечать Киселеву в социальных сетях. И их реплики, скорее, обращены к власти в целом, чем собственно к ведущему пропагандистского шоу.



Тамара Эйдельман
5 ноября в 13:18 ·
ДМИТРИЮ КИСЕЛЕВУ, СЧИТАЮЩЕМУ, ЧТО ОТ ГУМАНИТАРИЕВ ОДИН ВРЕД, ПОСВЯЩАЕТСЯ…

В этом тексте ничего не будет о российских гуманитариях – ни об Александре Блоке, учившемся на историко-филологическом факультете
Петербургского университета, ни о Евгении Тарле или Дмитрии Лихачеве, ни о тысячах людей, выбравших гуманитарное образование не только из любви к истории, литературе, философии, но и потому, что гуманитарные науки развивают человеческую душу. Здесь вообще речь будет не о России, а о Парагвае.

В 1811 году вице-королевство Рио-де-ла-Плата объявило о независимости от Испании, в 1813 году от этих земель отделилась республика Парагвай. Ее консулом, потом временным диктатором, потом просто диктатором, а потом Верховным диктатором стал Хосе Гаспар Родригес-де-Франсия, управлявший Парагваем до своей смерти в 1840 году.

За годы правления Франсия успел многое. Он арестовал политических противников – одних расстрелял, других сослал.
Городское самоуправление упразднил и все города поставил под жесткий контроль государства.

Франсия резко ограничил влияние церкви и конфисковал церковные земли. Большая часть конфискованных земель была отдана крестьянам в аренду на выгодных условиях. Правда, государство решало, что будут производить крестьяне и ремесленники, определяло размеры их производительности, а за дурное качество – наказывало.

В страну был запрещен ввоз иностранных товаров (в том числе книг и газет) – и это способствовало подъему национальной торговли, правда, только внутри страны, так как Парагвай находился почти в полной изоляции. Въезд в страну ограничивался, а уж выезд - тем более.

А еще он запретил издание газет, создал библиотеку, где хранились только книги, изданные в Парагвае. И наконец, - тадаммм! – этот поклонник философов Просвещения вообще отменил высшее образование. А вот начальное зато сделал обязательным – и вскоре в стране все дети умели читать и писать. Ясно, что читали они книги, изданные в Парагвае.

До сегодняшнего дня многие восхищаются Франсией, наделившим крестьян землей и победившим олигархов. Его называют «отцом парагвайской нации». Против, конечно, выступают вредные гуманитарии. Парагвайский писатель Аугусто Роа Бастос написал о диктаторе роман «Я, верховный», где показал его не в самом приглядном свете. Франсия стал одним из прототипов героя романа Габриэля Гарсиа Маркеса «Осень Патриарха». В финале книги звучат знаменитые слова:

«И он умер так, как сказала смерть, умер тогда, когда меньше всего хотел этого, когда после стольких лет бесплодных иллюзий и самообмана стал догадываться, что люди не живут, а существуют, черт подери, что самой долгой и деятельной жизни хватает лишь на то, чтобы научиться жить -- в самом конце! Он умер, когда постиг свой итог: поверив некогда, в начале пути, что не способен любить, о чем будто бы свидетельствовали гладкие, лишенные линий ладони его рук и карты гадалок, он попытался заменить плотскую любовь любовью к власти, пестуя в своей душе демона властолюбия, отдав этому демону все; он стал добровольной жертвой и всю жизнь горел на медленном огне чудовищного жертвенника; он вскормил себя обманом и преступлениями, возрос на жестокости и бесчестии, подавил в себе свою неуемную жадность и врожденную трусость ради того, чтобы до самого конца света удержать в намертво стиснутом кулаке свой стеклянный шарик, не понимая, что жажда власти порождает лишь неутолимую жажду власти, не понимая, что насытиться властью невозможно не только до конца нашего света, но и до конца всех иных миров, мой генерал!»

Да, еще кое-что – сегодня Парагвай занимает по одним подсчетам 93, а по некоторым 98 место в мире по ВВП на душу населения. За чертой бедности живут около четверти населения страны.

(https://www.facebook.com/tamara.eide...81679538630756)

Заявление ведущего гостелеканала о вреде гуманитарного да и, похоже, высшего образования вообще — это никакая не экзотика в сегодняшней России. Более того, в конце того же сюжета «Вестей недели» ректор РУДН Владимир Филиппов объясняет причины «арабской весны» (серий революций в некоторых арабских странах в 2011 году) так: «Вся серия арабских революций произошла от студентов, которые, получив высшее образование, оказались не востребованы».

Ранее российская госпропаганда, помимо упоминания традиционных «кукловодов с Запада», объясняла ту же «арабскую весну» влиянием Интернета и социальных сетей. С тех пор государство всячески ограничивало как развитие интернета, так и возможность россиян им пользоваться. И вот новость сегодняшнего дня: Россия занимает 51-е место из 65 стран по степени свободы интернета, находясь в списке стран с несвободной Сетью, таких как Белоруссия, Азербайджан, Зимбабве и Ангола.

Теперь из того же примера вырос новый враг - высшее образование. Тот факт, что в упомянутых странах десятилетия правили коррумпированные режимы, и люди были недовольны прежде всего этим — в российской пропаганде среди основных причин протеста упоминать как-то не принято.


https://www.rosbalt.ru/like/2019/11/05/1811498.html

(там масса комментов....это лишь малая часть...)

[Marcello]

vBulletin [media]

https://youtu.be/1-mWSpX4lLY