Культура и общество

[Marcello]

Блог Владимира Пастухова. 30 Серебренниковых


"Случай Серебренникова не вписывается в формат русского политического процесса XXI века"

Кремль намекает, что готов пересмотреть формат отношений с творческой интеллигенцией.

Задержание и арест Софьи Апфельбаум показали, что "Дело Серебренникова" - это не одноактный криминальный балет, а долгоиграющий политический сериал с неограниченными возможностями для развития сюжета.
В этом деле конец первой серии есть только повод для начала второй. На выходе из зала суда зрителей может ждать сюрприз - они вернутся в совершенно другую эпоху, где отношения между властью и творческой интеллигенцией строятся по иным правилам, которые диктует только власть.

За что директора забрали, ведь он ни в чем не виноват?...

Век девятнадцатый сформулировал два главных русских вопроса: кто виноват и что делать? Век двадцатый добавил к ним третий и, пожалуй, самый главный русский вопрос - за что?
Случай Серебренникова не вписывается в уже сложившийся формат русского политического процесса XXI века. Во-первых, Серебренников был во всех смыслах "свой", "близкий", "обласканный" и, в общем-то, политически предельно лояльный власти человек, ни в каких громких протестных акциях себя никогда не обозначавший.
Во-вторых, он очевидно является кумиром хотя бы для определенной части общества, а кумиров власть до сих пор предпочитала не давить полицейским сапогом, а подкупать, собирая с них, когда потребуется, "налог" в виде "верноподданических" заявлений.
В-третьих, Путин, который обычно сразу дистанцируется от тех, кто попал под полицейский пресс, в случае с Серебренниковым очень долго делал вид, что все происходит вопреки его воле, создавая иллюзию, что "царь" вот-вот вмешается, но при этом так ни во что и не вмешался.
Разумеется, давать оценки и делать выводы на ранней досудебной стадии уголовного расследования - дело неблагодарное.
С одной стороны, российское правосудие до такой степени дискредитировало себя, что ни одно его утверждение не может быть принято обществом на веру. Доказательства, в том числе, свидетельские показания, в России фальсифицируются "конвейерным" способом, чему в немалой степени помогает мало изменившаяся со времен ГУЛАГа тюремная система, прекрасно адаптированная под нужды следствия.
С другой стороны, общее недоверие к следствию и суду само по себе не является достаточным аргументом применительно к конкретному делу.
Является ли поведение Серебренникова безупречным? Безусловно, нет - его действия, скорее всего, должны быть признаны недобросовестными и нарушающими закон.
Есть ли в его действиях признаки невыполнения контрактных обязательств перед государством, что позволяет государству взыскать с него причиненный ущерб в гражданско-правовом порядке? Скорее всего, да - если он использовал деньги не так и не на то, на что они были ему предоставлены, государство имеет право взыскать их обратно.
Есть ли со стороны Серебренникова нарушение налогового законодательства в связи с "обналичиванием" части средств и их предполагаемым "использованием не по назначению"? Возможно, есть, и это может стать поводом для предъявления соответствующих претензий со стороны налоговой службы. Но вот только никакого мошенничества он не совершал.
Не сомневаюсь, что если все пойдет дальше в том же русле, то вскоре следствие заявит, что все творчество Серебренникова, все его многочисленные постановки и спектакли, все его российские и международные проекты были лишь поводом и ширмой для выманивания у государства денег. И что он вообще только для того и стал театральным режиссером, чтобы обокрасть министерство культуры.
В России и это возможно, но тогда надо срочно вызывать в суд плотников, чтобы строгали скамейку подсудимых подлиннее: на ней надо будет разместить не одного, а целых 30, если не 300 Серебренниковых.
Дело Серебренникова, может быть, даже лучше, чем все предыдущие политические процессы, демонстрирует, что обвинение в хищениях стали инструментом политических репрессий, а статья 159 (мошенничество) Уголовного кодекса Российской Федерации заняла то же самое место, которое три четверти века тому назад было отведено знаменитой 58-й статье Уголовного кодекса РСФСР образца 1922 года, устанавливавшей ответственность за контрреволюционную деятельность. Похоже, Серебренников такой же расхититель, как Мейерхольд - контрреволюционер.

Свой среди своих


"Мертвые души" в постановке Кирилла Серебренникова на театральном фестивале в Авиньоне в 2016 году

Серебренников и власть - это вовсе не чуждые друг другу силы, а две части единого целого, симбиоз которых является для России нормой. Впрочем, такой же нормой является и каннибализм, когда очередная мутация во власти порождает монстра, пожирающего интеллигенцию, духовно выпестовавшую эту власть.
Это очень русская история, здесь нет ни Дьявола, ни Фауста, ни сделки, 30 серебренников постоянно ходят туда и обратно, но кто кому давал - понять невозможно...
Отношения между властью и творческой интеллигенцией в России - это штука "почище "Фауста" Гёте". Это, скорее, "Тарас Бульба" Гоголя - семейная драма, где отец время от времени (приблизительно каждые 100 лет) убивает своего повзрослевшего сына.
Между русской властью и русской интеллигенцией есть глубинная внутренняя связь, и поэтому описывать их отношения в терминах вражды и предательства несправедливо. Власть постоянно порождает русскую интеллигенцию, поддерживает ее и потом уничтожает. Это естественный процесс.
У власти и творческой интеллигенции много общего - для начала, обе они глубоко "антикапиталистичны", то есть на деле (не на словах, конечно) не признают права частной собственности. Когда русский гений, безо всяких "кавычек" и "в кавычках", берет у русской власти (у олигархов, у меценатов, у фондов и так далее) деньги, то он не считает, что что-то ей должен взамен, он не чувствует, что он что-то продает или покупает, он всегда выше этого.
Русский интеллигент берет у власти (предпринимателя, издателя, "крестного отца" и так далее) то, что ему должны и как должное. Поэтому и никакой рационализации этих отношений не происходит, никаких обязательств не возникает, и обе стороны это знают.
По умолчанию интеллигенция разрешает платить ей деньги, а власть пользуется возможностью приобрести деньгами ее расположение. Все формальные договоренности, все эти контракты и "росписи" бюджетов воспринимаются как легкий обман друг друга по договоренности, который является допустимым условием этой игры.
Никакой политики в отношениях Серебренникова с властью не было, он никому не присягал, ни на что не надеялся, не шел на компромиссы со взглядами, не мучился угрызениями совести по ночам. Он брал то, что ему были должны дать, у "своей" власти, и искренне любил ее за то, что она позволяла ему ставить спектакли, развивать безумные (в хорошем смысле слова, конечно) идеи и вообще хорошо и насыщенно жить.
А что еще делает эта власть, ему было все равно, он об этом не задумывался, - так же, как Мейерхольд, получавший до поры до времени на свои проекты от большевиков то, что никакой капиталистический рынок ему бы никогда не смог предложить. Ведь прекрасно же быть директором театра имени самого себя, созданного на чужие деньги, но не имеющего хозяина.
Серебренников был "свой среди своих", у него никогда не было ни сущностного, ни формального конфликта с властью, он был власти если и не полезен, то уж точно безвреден. Ни его политические взгляды, ни, тем более, его политические действия не могли послужить триггером уголовного преследования и произвола. И раз это произошло, то причины нужно искать в чем-то другом.


Возвращение "принципа партийности"


"Пока "то, что надо", определял серый Мединский, Серебренников еще мог выжить, но когда на горизонте замаячила "черная Поклонская", он потерял свое место на русской сцене"

Серебренников пострадал за то, что перестал соответствовать духу времени. В какой-то момент времени его нетрадиционное искусство стало эстетически чуждым власти, и она его отредактировала шершавым языком полицейского протокола.
Долгое время эстетикой власть не интересовалась, она была вынесена за скобки отношений государства и художника. Проявляй политическую лояльность - и бегай по сцене, в чем хочешь, хоть в чем мать родила. Обе стороны были такими отношениями довольны. Власть держала творческую интеллигенцию на коротком политическом поводке, творческая интеллигенция самореализовывалась без ограничений, причем зачастую - за государственные деньги. Но всякой идиллии рано или поздно приходит конец.
За три года, прошедшие после начала второй Крымской войны, власть существенно изменилась. Она перестала быть эстетически нейтральной, а приобрела четко выраженный профиль - преимущественно черносотенный. Она еще не вся перекрасилась, но уже сильно потемнела.
Найдя политическую опору в самых маргинальных, самых реакционных элементах российского общества, власть вынуждена была стилизоваться под их мировоззрение, в том числе принять их эстетику.
Сначала ты используешь кого-то в своих политических целях, а потом этот "кто-то" начинает использовать тебя. Власть сама не заметила, как стала заложником тех, с чьей помощью она обеспечивала присоединение Крыма и строила Новороссию.
Соответственно изменились ее требования к художнику. В новых условиях ему уже мало быть политически лояльным; надо еще и вписываться в неизвестно откуда взявшиеся эстетические предпочтения власти. Он больше не может делать все, что хочет, тем более за средства бюджета. Выживут только те, кто будет делать то, что надо.
Пока "то, что надо", определял серый Мединский, Серебренников еще мог выжить, но когда на горизонте замаячила "черная Поклонская", он потерял свое место на русской сцене. Способ, каким его оттуда выбросили, не имеет значения: он соответствует духу времени.
По сути, в деле Серебренникова срезонировали две негативных тенденции в развитии российского общества - перерождение репрессивного аппарата в машину, которая работает в автономном режиме и без разбора бьет по всем случайным целям, с одной стороны, и вторичная идеологизация власти - с другой.
То есть дело совсем не в Серебренникове: он каким был, таким и остался. Власть стала другой. Она полностью переформатировалась, наполнилась новым идейным содержанием и стала Серебренникову не матерью, а мачехой. Она снова требует от художника соблюдение принципа партийности. Ответ на вопрос "С кем вы, мастера культуры?" снова актуален.


Сигнал к творческой мобилизации

Делом Серебренникова государство сигнализирует, что ему больше не безразлично, в каких трусах актеры бегают по сцене. Бесшабашной творческой свободе двух посткоммунистических десятилетий приходит конец. Конечно, можно уехать, но это путь не для всех. На Западе слишком много своих Серебренниковых. Дело Серебренникова - не частный случай. Это - начало новой эры.
Власть готова к тому, чтобы полностью переформатировать отношения с творческой интеллигенцией. Культура в широком смысле слова перестала быть нейтральной полосой. Теперь это поле политической борьбы, где власти важно захватить и удерживать как можно больше плацдармов. При этом у самой власти обозначились четкие не только политические, но и эстетические пристрастия. Главный урок, который из дела Серебренникова должна извлечь посткоммунистическая русская интеллигенция, состоит в том, что вслед за потерей политической свободы неизбежно следует потеря творческой свободы.


Владимир Пастухов - доктор политических наук, научный сотрудник колледжа Сент-Энтони Оксфордского университета

http://www.bbc.com/russian/blog-pastoukhov-41783207